Весной 1857 года из Забайкалья вниз тронулся четвертый сплав под начальством состоявшего для особых поручений при генерал – губернаторе подполковника Н. В. Буссе. В этом сплаве находилось сто десять различных лодок, барок и плотов. Первыми в Амур вышли лодки и плоты 13го батальона. Батальон вез с собой дивизион легкой артиллерии, два горных орудия, снаряды к ним и все свое имущество. За ними двигались - весельный катер генерал – губернатора и баржи. На этот раз все было менее торжественно, чем в первый сплав 1854 года.
Тогда лодка Муравьева с поднятым флагом первой вышла в Амур. На "Аргуни" затрубил военный оркестр. Муравьев стаканом зачерпнул амурскую воду, выпил и под крики "Ура" поздравил всех с началом плавания по Амуру. Сейчас все шло по - деловому – в Амур первыми выходили строители новых станиц. По традиции линейцы прокричали "Ура" великой реке и налегли на весла. Утром пятого мая батальон Дьяченко прибыл в Усть – Зею. Линейцы должны были приступить к постройке жилищ для себя и казаков, как на этом важнейшем пункте предполагаемой колонизации, так и вверх и вниз от него по Амуру. Предполагалось на зиму 1857 – 58 годов, оставить во вновь занятой стране всего один батальон, а другой вернуть в Шилкинский завод, как рабочую силу и прикрытие для экспедиции следующего лета.
Разумеется, что, отправляя солдат в далекий и пустынный край, следовало больше всего заботиться, чтобы они были хорошо обеспечены продовольствием на возможно долгий срок, снабжены средствами для возведения жилищ, устройства для себя огородов, поддержания в порядке одежды. Все нужные для того предметы, вместе с порохом и оружием и составляли военный сплав. Так как число гребцов на нем всегда было значительно, то он в состоянии был плыть скоро и прибыть, например, из Шилкинского завода на Зею (1000 верст) дней в десять. Солдаты и офицеры 13го и 14го сибирских линейных батальонов были уже опытны в деле амурских экспедиций, и поэтому опоздания этого военного эшелона опасаться было нечего. Гораздо более забот внушал сплав грузовой. Огромное количество муки, круп, соли, спирта, солонины, живого скота, полотен, сукон, кож, разных инструментов и пр. для войск, находившихся в низовьях Амура, и для крестьян, там недавно поселившихся, занимало множество барок и плотов, для управления которыми рабочих найти было нелегко. Правда, доставка этого груза была отдана с подряда одному купцу, но при неизбежном, по существу дела, содействии военной администрации и под надзором ее. Коммерческая ответственность, если как известно, имущественная, то есть определяется большей или меньшей неустойкой за неисправность исполнения подряда. Но что пользы было бы взять с неисправного доставителя груза в Николаевск несколько тысяч рублей, когда от его неаккуратности перемерло бы много людей голодной смертью или бы безвозвратно пострадали бы многие важные интересы государства? Поправить зло в том же году было бы уже нельзя, потому что ведь не на Уссури же, или Горюне нашлись бы нужные запасы, суда и рабочая сила, для сформирования нового сплава. А думать о втором рейсе из Забайкалья было бы нелепо. Наконец в 1857 году к названым двум элементам всякой амурской экспедиции присоединился в значительном количестве третий, именно переселенцы с их имуществом.
Отправлялись из состава Забайкальского казачьего войска 384 семейств, в составе которых было 440 служащих казаков и 699 отставных казаков, «малолетков», женщин и детей; кроме того, дополнительно было послано из Усть – Стрелки и Горбицы 199 семейств (275 служащих казаков, 1000 человек других категорий), долженствовавших занять огромную линию от Усть -–Стрелки до Хингана, около 980 верст. Сплав их шел по Онону, Шилке и Аргуни, и хотя был оставлен на попечении их собственных казачьих начальств, под общим руководством бригадного командира Хилковского, но в конце концов, он озабочивал и общее начальство экспедиции, то есть самого генерал – губернатора. В действительности он причинил ему даже больше забот, чем какое – ни будь другое дело в течение лета 1857 года. Казакам – переселенцам были выданы денежные пособия, обеспечено на четырнадцать месяцев продовольствие и обещано содействие регулярных войск для постройки жилищ. Но они должны были селиться там, где им укажут, и в первое лето обстроиться, запастись сеном и даже распахать пашни…
583 семьи казаков – переселенцев заняли огромную линию от Усть – Стрелки до Хингана, около 980 верст.
В Усть – Зейский пост, наконец, прибыл курьером, Гвоздев, адъютант Муравьева. Он привез сведения, что транспорт Ушакова идет, но что плавание его совершается медленно, потому что баржи построены не рационально, слишком громоздки, тяжелы, глубоко сидят, неповоротливы; их часто наносит на отмели, и снимание с таковых отнимает много времени. И иногда при этом нужно бывает их разгружать. Это было явлением странным, потому что опыт трех предыдущих лет достаточно показал, какие суда пригоднее всего для Амура. Конечно, слишком мелких строить было нельзя, потому что в низовьях реки бывают такие бури, как на море, и мелкие лодки подвергаются опасности быть залитыми водой прежде, чем достигнут берега; но излишне громоздкие барки составляют затруднение, особенно когда на них мало рабочих, как было в настоящем случае. Возник вопрос, кто строил барки. И оказалось, что корабельный инженер, капитан Бурачек, который вскоре и подвернулся под руку, так как изящная его лодка, с домиком и другими удобствами прибыла одной из первых. Бурачеку был сделан нагоняй от Муравьева. Нужно однако, сказать, что в самом деле никто так много не помешал успешности сплава 1857 года, как капитан Бурачек. Ему было все равно, как и когда дойдут в Николаевск построенные им барки. Между тем несчастные рабочие на этих барках, измученные во время сплава вниз, должны были еще возвращаться по Амуру вверх в самое неприятное время года, поздней осенью, и с ними могла повториться история прошлого года, хотя теперь число постов на Амуре и было значительно больше.
Наконец, явился и сам начальник сплава, почтенный А. М. Ушаков, усталый, почти разбитый нравственно, потому что он хорошо понимал, какие вредные последствия может иметь запоздание его транспорта. Люди 13го линейного батальона, назначавшиеся к возвращению на зиму в Шилкинский завод, потянулись вверх по Амуру; часть 14го батальона – вниз, на Бурею и к Хингану.
Отправлялись из состава Забайкальского казачьего войска 384 семейств, в составе которых было 440 служащих казаков и 699 отставных казаков, «малолетков», женщин и детей; кроме того, дополнительно было послано из Усть – Стрелки и Горбицы 199 семейств (275 служащих казаков, 1000 человек других категорий), долженствовавших занять огромную линию от Усть -–Стрелки до Хингана, около 980 верст. Сплав их шел по Онону, Шилке и Аргуни, и хотя был оставлен на попечении их собственных казачьих начальств, под общим руководством бригадного командира Хилковского, но в конце концов, он озабочивал и общее начальство экспедиции, то есть самого генерал – губернатора. В действительности он причинил ему даже больше забот, чем какое – ни будь другое дело в течение лета 1857 года. Казакам – переселенцам были выданы денежные пособия, обеспечено на четырнадцать месяцев продовольствие и обещано содействие регулярных войск для постройки жилищ. Но они должны были селиться там, где им укажут, и в первое лето обстроиться, запастись сеном и даже распахать пашни…
583 семьи казаков – переселенцев заняли огромную линию от Усть – Стрелки до Хингана, около 980 верст.
В Усть – Зейский пост, наконец, прибыл курьером, Гвоздев, адъютант Муравьева. Он привез сведения, что транспорт Ушакова идет, но что плавание его совершается медленно, потому что баржи построены не рационально, слишком громоздки, тяжелы, глубоко сидят, неповоротливы; их часто наносит на отмели, и снимание с таковых отнимает много времени. И иногда при этом нужно бывает их разгружать. Это было явлением странным, потому что опыт трех предыдущих лет достаточно показал, какие суда пригоднее всего для Амура. Конечно, слишком мелких строить было нельзя, потому что в низовьях реки бывают такие бури, как на море, и мелкие лодки подвергаются опасности быть залитыми водой прежде, чем достигнут берега; но излишне громоздкие барки составляют затруднение, особенно когда на них мало рабочих, как было в настоящем случае. Возник вопрос, кто строил барки. И оказалось, что корабельный инженер, капитан Бурачек, который вскоре и подвернулся под руку, так как изящная его лодка, с домиком и другими удобствами прибыла одной из первых. Бурачеку был сделан нагоняй от Муравьева. Нужно однако, сказать, что в самом деле никто так много не помешал успешности сплава 1857 года, как капитан Бурачек. Ему было все равно, как и когда дойдут в Николаевск построенные им барки. Между тем несчастные рабочие на этих барках, измученные во время сплава вниз, должны были еще возвращаться по Амуру вверх в самое неприятное время года, поздней осенью, и с ними могла повториться история прошлого года, хотя теперь число постов на Амуре и было значительно больше.
Наконец, явился и сам начальник сплава, почтенный А. М. Ушаков, усталый, почти разбитый нравственно, потому что он хорошо понимал, какие вредные последствия может иметь запоздание его транспорта. Люди 13го линейного батальона, назначавшиеся к возвращению на зиму в Шилкинский завод, потянулись вверх по Амуру; часть 14го батальона – вниз, на Бурею и к Хингану.
За лето 1857 года были основаны и заселены казаками 15 станиц:
Игнашино, Сгибнево, Албазинская, Бейтоновская, Толбузино, Кузнецова, Аносова, Кумарская, на Усть – Модоне два небольших поселка называемые Казакевичевым и Корсаковым, Бибикова, Усть – Зейская, ныне город Благовещенск, Иннокентьевская, Касаткина и у входа Амура в Хинган – станица Пашкова.
Во всех этих пятнадцати станицах в 1857 году было не свыше 2414 душ обоего пола. Самые большие из них были: Усть – Зейская, Иннокентьевская и Кумарская. В них находились и Управления переселенных сотен. Крестьянских поселений в этом году не было. К этому оседлому населению надо присоединить, как первых же русских жителей на Верхнем Амуре, офицеров и солдат 14го Сибирского линейного батальона и дивизиона одной батареи, всего 1100 человек. Так что зимою с 1857 на 1858 год было в теперешней Амурской области около 3514 русских, разбросанных на протяжении 1137 верст.
Два небольших поста близ устьев Сунгари и на устье Уссури, (в теперешней станице Казакевичево) – связывали эту длинную линию с небольшой группой русских селений в низовьях Амура, возникших в 1855 - 56 годах в пространстве между Мариинском и Николаевском.
В итоге – все русское население на берегах Амура к концу 1857 года не могло превосходить 6000 душ.
Два небольших поста близ устьев Сунгари и на устье Уссури, (в теперешней станице Казакевичево) – связывали эту длинную линию с небольшой группой русских селений в низовьях Амура, возникших в 1855 - 56 годах в пространстве между Мариинском и Николаевском.
В итоге – все русское население на берегах Амура к концу 1857 года не могло превосходить 6000 душ.
Работа флота в первые годы заселения Амура.
Осенью 1856 года, после прихода из Америки парохода «Европа», прибыл закупленный морской пароход – корвет «Америка». Это был пароход вполне с морскими качествами. Отлично ходил и отлично смотрелся на воде. Осадку имел 12 футов, так что мог свободно входить в Амур. Командиром «Америки» был назначен капитан – лейтенант Н. Я. Шкот, механики – американцы, (один из них Борр), остались у нас на службе. Борр остался на Амуре, в 1870 году здесь и умер.
В марте 1857 года последовали назначения командиров:
Капитан – лейтенанты Шкот – на пароход «Америка», Сухомлин – на пароход «Лена», Болтин - на пароход «Амур», лейтенант Попов – на транспорт «Байкал». Шхуна «Восток» с командиром – бароном Шлиппенбахом зимовала в Аяне, а транспорт «Иртыш» оставался блокированным в протоке Пальво.
В марте и апреле была горячая пора на сборке пароходов «Амур» и «Лена». Но работа на «Лене была впереди. В конце апреля пароход «Лена» был спущен на лед в бухте до той глубины, как следовало ему сесть пустому. Тут ставили на него котел и собирали машину. Это был пароход своеобразный. Он имел на палубе во всю длину рубку высотой восемь футов. Имел одно огромное колесо сзади, за кормой. А котел стоял на палубе, на носу. Машина в рубке, в корме, так что паровые трубы из котла в цилиндры шли поверх рубки. Этот пароход имел 70 индикаторных сил.
«Амур» был обыкновенным двухколесным речным пароходом, мощностью 100 индикаторных сил.
Оба они в полном грузу сидели 4 фута. «Амур» был буксирным, а «Лена» буксировать не могла и принимала груз на себя.
Как только на Амуре прошел ледоход, то пароход «Лена» подвели к глубокому месту на конце кошки, где была устроена пристань, и тут произвели вооружение, сборку и регулировку машины.
Эта пристань впоследствии служила для причала и выгрузки грузов, т. к. тут глубина была до 8 футов.
После достройки пароход «Лена» был отправлен вверх по Амуру с почтой и пассажирами. В числе последних был Н. Н. Назимов, вместо него экипажным командиром был назначен А. В. Бачманов, а на его место, временно – корпуса штурманов поручик Дмитрий Иванович Орлов. Егоеще ранней весной вызвали из Петровского в Николаевск, а позже прибыло и его семья.
На пароходе «Лена» отправился в рейс и Казакевич, чтобы проверить его в действии и дойти до Мариинска.
Плавание паровых судов по Амуру проходило не совсем гладко. Дальние рейсы в навигацию 1857 года совершали только два парохода – "Амур" и "Лена", только что собранные в Николаевске.
Из построенных в 1854 году на Шилкинском заводе пароходов "Аргунь" и "Шилка", ходила только "Аргунь", она в это время была на Нижнем Амуре. "Шилку" же "неповоротливое чудовище", по словам Венюкова, все время ремонтировали, а генерал – адмирал Константин Николаевич, второй сын царя Николая 1го – управляющий морским министерством справедливо сказал, что "она ходит только по 200 верст в год, да и то по течению". Машина и котлы занимали, чуть ли не две трети емкости корпуса, а сила была так мала, что судно решительно не могло ходить против течения. Надеялись помочь горю кое, – какими переделками, и с этой целью на Кутоманду, где пароход зимовал, с ранней весны был отправлен капитан – лейтенант Соханский с командой мастеровых и матросов. Он то нас и встретил. Исхудалый, утомленный трудами и лишениями, но не потерявший надежды "дать пароходу два узла ходу против течения на самом быстром месте Амура". Считая в день в среднем 14 часов плавания, это дало бы 49 верст в сутки, на более тихих местах – 60 верст. Очевидно, игра не стоила свеч, и в последствии генерал – губернатор приказал сплавить "Шилку" в Николаевск как баржу. Римский - Корсаков в письме к брату характеризует так работу первых пароходов: "Хотя бы один послали нам пароход на реку, а то, к несчастью, тот, который Муравьев с непомерным трудом и издержками строил на Шилке, не годится. Так, например, пароход "Аргунь", только в 1854 году спущенный, ныне уже так расслаб и в машине, и в корпусе, что и на короткие рейсы его употребить рискованно. Другой пароход, "Шилка", отстроенный в 1854 году и долженствующий к концу августа сюда спуститься, не явился еще неизвестно почему, но вероятно, или из – за негодности, или потому, что с ним что – либо случилось на Амуре".
"Лена" в начале июня 1858 года прибыла из Николаевска и немало содействовала нам в произведении на китайцев впечатления силы, могущества России. Вид парохода "Лена", собранного в Николаевске из секций, закупленных в Америке, и имевшего одно движущееся колесо сзади парохода, а на палубе надстройку в виде дома с башней. Вскоре она была отправлена вверх по реке до Шилкинского завода, но ходила так медленно, что по возвращении на Усть - Зею вызвала целую бурю у генерал – губернатора против капитана. Последний – капитан – лейтенант Сухомлин, был, вероятно, хорошим моряком, но при плавании по реке оказался более осторожным, чем позволяли обстоятельства. Он всякий вечер останавливался на якорь и стоял до рассвета; он плавал медленно, чтобы не въехать где – ни будь на мель с разлета. Результатом было запоздание на Зею и та буря, о которой я сейчас упомянул. Муравьев отрешил его от командования пароходом и дал такую грубую гонку, что у бедного Сухомлин сделалась истерика и пошла горлом кровь. Я застал его на Усть - Стрелке, как бы в заточении, в ссылке, больным, желтым и не могшим говорить.
Пароход же "Лена", уже под командой штурманского подпоручика Моисеева, отправился снова вверх по Амуру из Усть – Зев и вез Н. Н. Муравьева с его маленькой свитой. Но где – то в окрестностях Албазина он стал на мель, и генерал – губернатор, не желая медлить, отправился далее на лодках – бечевой.
Генерал – губернатор был очень зол на моряков; у него было в памяти еще первое плавание "Лены" под командой капитан – лейтенанта Сухомлина, и полученная на Усть – Зее статья моряка Римского – Корсакова, в которой упоминалось о "счастье вырваться из Амурской грязи". Быть может, припоминал он и Невельского, добившегося для флота первенствующего значения в Амурском крае, и адмирала Путятина, пустившего на Сахалин японцев и дискредитировавшего Амур в Петербурге, и капитана Бурачека, затруднившего сплав 1857 года неудачной постройкой барок. Причин сердиться на моряков было, следовательно, немало.
Что же касается парохода "Амур" и его капитана - капитан – лейтенанта А. А. Болтина, то они были счастливее. По прибытии из Николаевска в конце июня на Усть – Зею они были отправлены на низовье реки, где и ходили, как хотели, без понуждений и гонок до самого конца навигации. Но осенью и с "Амуром" случился грех: он сел на мель в Уссурийской протоке и, за постепенной убылью воды, должен был остаться там и на зимовку. Командир принял меры, чтобы судно не затерло льдом при весеннем вскрытии реки, то - есть вбил вокруг парохода несколько свай. Но как жить в Уссурийской протоке было скучновато, то Болтин бросил свое судно и отправился в Иркутск, чтобы… жениться!
Дело устроилось как нельзя лучше. Через неделю после прибытия он сделал предложение лучшей иркутской красавице мадемуазель Геблер, а через две, женился… Нужные на свадьбу и медовый месяц деньги дал богатый холостяк, иркутский золотопромышленник С. Ф. Соловьев, и молодая парочка блистала на Иркутских балах. Это было совершенно по – Амурски. В Иркутске ведь не раз женили амурцев, правда, матросов и кочегаров, - на совершенно незнакомых женщинах, в день, или два, даже великим постом, и обыкновенно откупщик давал при этом новобрачным по ведру водки, а голова – по красненькой ассигнации.
Был даже случай, что офицер (Сгибнев) прямо из под венца с молодой женой отправился на кругло байкальскую дорогу, которая тогда была не экипажной, а верховой, и – делать нечего! – начало медового месяца провел на почтовых станциях.
В марте 1857 года последовали назначения командиров:
Капитан – лейтенанты Шкот – на пароход «Америка», Сухомлин – на пароход «Лена», Болтин - на пароход «Амур», лейтенант Попов – на транспорт «Байкал». Шхуна «Восток» с командиром – бароном Шлиппенбахом зимовала в Аяне, а транспорт «Иртыш» оставался блокированным в протоке Пальво.
В марте и апреле была горячая пора на сборке пароходов «Амур» и «Лена». Но работа на «Лене была впереди. В конце апреля пароход «Лена» был спущен на лед в бухте до той глубины, как следовало ему сесть пустому. Тут ставили на него котел и собирали машину. Это был пароход своеобразный. Он имел на палубе во всю длину рубку высотой восемь футов. Имел одно огромное колесо сзади, за кормой. А котел стоял на палубе, на носу. Машина в рубке, в корме, так что паровые трубы из котла в цилиндры шли поверх рубки. Этот пароход имел 70 индикаторных сил.
«Амур» был обыкновенным двухколесным речным пароходом, мощностью 100 индикаторных сил.
Оба они в полном грузу сидели 4 фута. «Амур» был буксирным, а «Лена» буксировать не могла и принимала груз на себя.
Как только на Амуре прошел ледоход, то пароход «Лена» подвели к глубокому месту на конце кошки, где была устроена пристань, и тут произвели вооружение, сборку и регулировку машины.
Эта пристань впоследствии служила для причала и выгрузки грузов, т. к. тут глубина была до 8 футов.
После достройки пароход «Лена» был отправлен вверх по Амуру с почтой и пассажирами. В числе последних был Н. Н. Назимов, вместо него экипажным командиром был назначен А. В. Бачманов, а на его место, временно – корпуса штурманов поручик Дмитрий Иванович Орлов. Егоеще ранней весной вызвали из Петровского в Николаевск, а позже прибыло и его семья.
На пароходе «Лена» отправился в рейс и Казакевич, чтобы проверить его в действии и дойти до Мариинска.
Плавание паровых судов по Амуру проходило не совсем гладко. Дальние рейсы в навигацию 1857 года совершали только два парохода – "Амур" и "Лена", только что собранные в Николаевске.
Из построенных в 1854 году на Шилкинском заводе пароходов "Аргунь" и "Шилка", ходила только "Аргунь", она в это время была на Нижнем Амуре. "Шилку" же "неповоротливое чудовище", по словам Венюкова, все время ремонтировали, а генерал – адмирал Константин Николаевич, второй сын царя Николая 1го – управляющий морским министерством справедливо сказал, что "она ходит только по 200 верст в год, да и то по течению". Машина и котлы занимали, чуть ли не две трети емкости корпуса, а сила была так мала, что судно решительно не могло ходить против течения. Надеялись помочь горю кое, – какими переделками, и с этой целью на Кутоманду, где пароход зимовал, с ранней весны был отправлен капитан – лейтенант Соханский с командой мастеровых и матросов. Он то нас и встретил. Исхудалый, утомленный трудами и лишениями, но не потерявший надежды "дать пароходу два узла ходу против течения на самом быстром месте Амура". Считая в день в среднем 14 часов плавания, это дало бы 49 верст в сутки, на более тихих местах – 60 верст. Очевидно, игра не стоила свеч, и в последствии генерал – губернатор приказал сплавить "Шилку" в Николаевск как баржу. Римский - Корсаков в письме к брату характеризует так работу первых пароходов: "Хотя бы один послали нам пароход на реку, а то, к несчастью, тот, который Муравьев с непомерным трудом и издержками строил на Шилке, не годится. Так, например, пароход "Аргунь", только в 1854 году спущенный, ныне уже так расслаб и в машине, и в корпусе, что и на короткие рейсы его употребить рискованно. Другой пароход, "Шилка", отстроенный в 1854 году и долженствующий к концу августа сюда спуститься, не явился еще неизвестно почему, но вероятно, или из – за негодности, или потому, что с ним что – либо случилось на Амуре".
"Лена" в начале июня 1858 года прибыла из Николаевска и немало содействовала нам в произведении на китайцев впечатления силы, могущества России. Вид парохода "Лена", собранного в Николаевске из секций, закупленных в Америке, и имевшего одно движущееся колесо сзади парохода, а на палубе надстройку в виде дома с башней. Вскоре она была отправлена вверх по реке до Шилкинского завода, но ходила так медленно, что по возвращении на Усть - Зею вызвала целую бурю у генерал – губернатора против капитана. Последний – капитан – лейтенант Сухомлин, был, вероятно, хорошим моряком, но при плавании по реке оказался более осторожным, чем позволяли обстоятельства. Он всякий вечер останавливался на якорь и стоял до рассвета; он плавал медленно, чтобы не въехать где – ни будь на мель с разлета. Результатом было запоздание на Зею и та буря, о которой я сейчас упомянул. Муравьев отрешил его от командования пароходом и дал такую грубую гонку, что у бедного Сухомлин сделалась истерика и пошла горлом кровь. Я застал его на Усть - Стрелке, как бы в заточении, в ссылке, больным, желтым и не могшим говорить.
Пароход же "Лена", уже под командой штурманского подпоручика Моисеева, отправился снова вверх по Амуру из Усть – Зев и вез Н. Н. Муравьева с его маленькой свитой. Но где – то в окрестностях Албазина он стал на мель, и генерал – губернатор, не желая медлить, отправился далее на лодках – бечевой.
Генерал – губернатор был очень зол на моряков; у него было в памяти еще первое плавание "Лены" под командой капитан – лейтенанта Сухомлина, и полученная на Усть – Зее статья моряка Римского – Корсакова, в которой упоминалось о "счастье вырваться из Амурской грязи". Быть может, припоминал он и Невельского, добившегося для флота первенствующего значения в Амурском крае, и адмирала Путятина, пустившего на Сахалин японцев и дискредитировавшего Амур в Петербурге, и капитана Бурачека, затруднившего сплав 1857 года неудачной постройкой барок. Причин сердиться на моряков было, следовательно, немало.
Что же касается парохода "Амур" и его капитана - капитан – лейтенанта А. А. Болтина, то они были счастливее. По прибытии из Николаевска в конце июня на Усть – Зею они были отправлены на низовье реки, где и ходили, как хотели, без понуждений и гонок до самого конца навигации. Но осенью и с "Амуром" случился грех: он сел на мель в Уссурийской протоке и, за постепенной убылью воды, должен был остаться там и на зимовку. Командир принял меры, чтобы судно не затерло льдом при весеннем вскрытии реки, то - есть вбил вокруг парохода несколько свай. Но как жить в Уссурийской протоке было скучновато, то Болтин бросил свое судно и отправился в Иркутск, чтобы… жениться!
Дело устроилось как нельзя лучше. Через неделю после прибытия он сделал предложение лучшей иркутской красавице мадемуазель Геблер, а через две, женился… Нужные на свадьбу и медовый месяц деньги дал богатый холостяк, иркутский золотопромышленник С. Ф. Соловьев, и молодая парочка блистала на Иркутских балах. Это было совершенно по – Амурски. В Иркутске ведь не раз женили амурцев, правда, матросов и кочегаров, - на совершенно незнакомых женщинах, в день, или два, даже великим постом, и обыкновенно откупщик давал при этом новобрачным по ведру водки, а голова – по красненькой ассигнации.
Был даже случай, что офицер (Сгибнев) прямо из под венца с молодой женой отправился на кругло байкальскую дорогу, которая тогда была не экипажной, а верховой, и – делать нечего! – начало медового месяца провел на почтовых станциях.